Сергеевна жила на окраине села в покосившемся домике, за которым начинался луг.
В начале года неожиданно умерла ее дочь, и старуха осталась одна. Она была небольшого роста, а после смерти дочери стала еще ниже, ходила, волоча ноги и опираясь на палку.
Я каждое лето приезжал в село к бабушке, и мы часто играли в футбол за домом Сергеевны, или рыбачили на речке, которая была метрах в пятидесяти от конца ее огорода.
Тем летом с погодой не повезло, и частые дожди загоняли нас с приятелями под крышу старого рыбацкого навеса. Во время очередного дождя мы увидели, что Сергеевне привезли пару тонн угля. Машина выгрузилась около калитки, и уехала.
Мой товарищ, глядя на кучу, сказал:
– Да, Сергеевне неделю ее таскать придется…
А другой предложил ей помочь.
Я был против, потому что несколько лет назад меня несколько раз наказывали, то бабушка, то приехавший отец, и все проблемы были связаны с Сергеевной.
Первой было разбитое окно. Мы с ребятами сделали рогатки, и бегали по улице, стараясь попасть в воробьев. Конечно, же, мой камень попал в окно дома Сергеевны, за что я и получил хорошую нахлобучку. Объяснения о воробьях никто не слушала, а старуха сказала, что я специально в ее окно целился.
Но обиднее всего было вспоминать, когда отец отчитывал меня за то, что я залез в сад Сергеевны, куда залетел наш мяч. Забрать тихонько мяч не удалось, пока искал его в зарослях малины, появилась хозяйка, и охая, запричитала, мол, среди бела дня малину обрывают!
Опять же, мои оправдания, что туда залетел мяч, в расчет не шли, Сергеевна заявила, что, наверное, специально зафутболил в малину.
Пока я вспоминал эти истории, и сердитые глаза Сергеевны, ребята взяли ведра и лопаты, и сделали уже пару рейсов в сарай, где лежали остатки прошлогоднего угля.
Чтобы не отрываться от коллектива, я тоже присоединился к команде «тимуровцев». Работал сначала нехотя, а потом втянулся, и мы за пару часов переместили кучу угля под крышу.
Когда высыпали последние ведра, показалась Сергеевна, которая ходила в магазин на другом конце села. Увидев угольную пыль у калитки, и наши чумазые физиономии, она охнула, уронила авоську и заплакала:
– Родные вы мои, да я бы вовек не справилась с этим углем… Вот спасибо!
Я смотрел на старуху, и видел ее совсем другой. Добрые усталые глаза, дрожащие руки, которые переделали за долгие годы много всякой работы, и согнутая жизнью спина.
Потом она попросила нас сбегать на речку умыться, и сказала, что пока состряпает что-нибудь к чаю.
В чистой уютной кухне мы слушали ее рассказ о пропавшем на фронте муже, о том, как она много лет выходила выглядывать его на край села. Сергеевна попросила нас заходить к ней иногда, потому что ей не с кем было даже пообщаться, соседи рядом разъехались, а далеко ходить было тяжело.
С тех пор мы стали наведываться к Сергеевне, помогали ей по хозяйству, и слушали ее истории. Она оказалась замечательной рассказчицей.
А старые мелкие конфликты с ней забылись сами собой.
